Письма незнакомке

Андрэ Моруа

О детской впечатлительности
О правилах игры
Умение использовать смешные черты
О сценах
О золотом гвозде

О детской впечатлительности

Взрослые слишком часто живут рядом с миром детей, не пытаясь понять его. А ребенок между тем пристально наблюдает за миром своих родителей; он старается постичь и оценить его; фразы, неосторожно произнесенные в присутствии малыша, подхватываются им, по-своему истолковываются и создают определенную картину мира, которая надолго сохранится в его воображении. Одна женщина говорит при своем восьмилетнем сыне: "Я скорее жена, нежели мать". Этим, сама того не желая, она, быть может, наносит ему рану, которая будет кровоточить чуть ли не всю его жизнь.
Преувеличение? Не думаю. Пессиместическое представление о мире, сложившееся у ребенка в детстве, возможно, в дальнейшем изменится к лучшему. Но процесс этот будет протекать мучительно и медленно. Напротив, если родителям удалось в ту пору, когда у ребенка еще только пробуждается сознание, внушить ему веру в незлобивость и отзывчивость людей, они тем самым помогли своим сыновьям или дочерям вырасти счастливыми. Различные события могут затем разочаровать тех, у кого было счастливое детство, раньше или позже они столкнутся с трагическими сторонами бытия и жестокими сторонами человеческой натуры. Но против ожидания лучше перенесет всевозможные невзгоды как раз тот, чье детство было безмятежно и прошло в атмосфере любви и доверия к окружающим.
Мы произносим при детях фразы, которым не придаем значения, но им-то они представляются полными скрытого смысла. Одна учительница как-то поведала мне такую историю. Она попросила свою маленькую ученицу: "Раздвинь шторы, дай-ка появиться свету в нашей комнате". Та застыла в нерешительности.
- Я боюсь...
- Боишься? А почему?
- Но видите ли... Я прочла в священном писании, что едва рахиль дала появиться на свет вениамину, как тут же умерла.
Один мальчик постонно слышал, как у них в доме называли каминные часы "мария-антуанетта", а мебель в гостиной - "людовик шестнадцатый", и решил, что эти часы зовут мария-антуанетта подобно тому, как его самого зовут франсуа. Можно себе представить, какие причудливые образы возникнут в его воображении, когда на первых же уроках французской истории имена, обозначавшие для него предметы домашнего обихода, смешаются с кровавыми и печальными событиями.
Сколько невысказанных опасений, сколько невообразимых понятий роятся в детских головках! Я вспоминаю, что, когда мне было лет пять или шесть, в наш городок приехала на гастроли театральная труппа и повсюду были расклеены афиши с названием спектакля "сюрпризы развода". Я не знал тогда, что значит слово "развод", но смутное предчувствие подсказывало мне, что это одно из тех запретных, притягательных и опасных слов, что приоткрывают завесу над тайнами взрослых. И вот в тот самый день, когда приехала эта труппа, городской парикмахер в приступе ревности несколько раз выстрелил из револьвера в свою жену, об этом случае рассказали при мне. Каким образом возникла тогда в моем детском сознании связь между этими двумя столь далекими друг от друга фактами? Точно уж не помню. Но еще очень долго я думал, что развод - это такое преступление, когда муж убивает свою виновную жену, и что совершается оно прямо на глазах у зрителей на сцене театра в пон-де-л'эр.
Разумеется, и самые чуткие родители не в силах помешать зарождению сверх'естественных представлений и наивных догадок в головах их детей. Известно, что жизненный опыт так просто не передается, каждый самостоятельно усваивает уроки жизни, но остерегайтесь по крайней мере давать ребенку опасную пищу для воображения.

Мы избавим своих детей от тяжелых переживаний, если будем все время помнить о том, что они обладают обостренным любопытством и гораздо впечатлительнее нас.

Это урок для матерей.
Прощайте.

О правилах игры
Не знаю, слушаете ли вы иногда по радио передачу "субботняя беседа". В ней участвуют арман салакру, ролан манюэль, андре шамсон, клод мориак и ваш покорный слуга. Мы говорим обо всем: О театре, о книжных новинках, полотнах художников, концертах и о самих себе. Словом, это настоящая беседа, заранее не отрепетированная, такая, какую могли бы вести пятеро друзей за чашкой кофе. Сам я получаю от нее истинное наслаждение и всякий раз с радостью встречаюсь перед микрофоном с моими собеседниками. Ален говаривал, что дружба часто возникает в силу обстоятельств: В лицее, в полку; эти непременные встречи тоже сдружили нас.
На днях Клод Мориак выдвинул тезис, на мой взгляд, верный. "Куртуазная любовь, описанная в рыцарских романах, - говорил он, - это своеобразная игра, правила которой ничуть не изменились со времен средневековых трактатов о любви. Они те же и в произведениях ХVII века - в "астрее", и в "принцессе клевской", и в произведениях романтиков, хотя и выражены там с большим пафосом; они же определяют поступки и речи свана у марселя Пруста. Традиция эта требует, чтобы любящие ревниво относились не только к телу, но и к помыслам друг друга; чтобы малейшее облачко на челе возлюбленной будило тревогу; чтобы всякая фраза любимого существа тщательно обдумывалось, а всякий поступок истолковывался; чтобы при одной мысли об измене человек бледнел. Мольер потешался над подобным выражением чувств; Пруст жалел страдальцев; однако несколько веков и писатели, и читающая публика не подвергали сомнению сами правила. В наши дни появилось новое влияние: Молодые авторы уже не приемлют старых правил игры; это не значит, что они утратили интерес к этой теме, просто они изменили свод правил. О какой ревности может идти речь, когда женское тело доступно всеобщему обозрению на пляжах..."
Тут я прервал Мориака, чтобы процитировать одно из писем Виктора Гюго к невесте, которое и впрямь не могло бы быть написано в наши дни. В этом письме он сурово упрекает ее за то, что, боясь запачкать на улице платье, она слегка приподняла его и невольно приоткрыла свою лодыжку; это привело Гюго в такую ярость, что он был способен убить случайного прохожего, бросившего взгляд на ее белоснежный чулок, или наложить на себя руки. Правила игры для молодых писателей, кажется, таковы, что полностью исключают какую-либо ревность и позволяют цинично рассуждать об амурных похождениях той, которую любят. Все это никак не совместимо с требованиями куртуазной любви. Ибо это неповторимое чувство, возможное лишь "между двумя абонентами", как выражаются телефонисты, - удел только двоих.
На деле во второй половине современного романа влюбленные, как правило, открывают для себя любовь. Они как бы нехотя признают прелесть верности, сладость привязанности и даже терзания ревности. Но более сдержанные, чем герои у романтиков и даже у Пруста, они говорят о своих чувствах с деланным равнодушием и некоторой долей иронии, во всяком случае, так это выглядит на словах. Они относятся к амуру с юмором. Это причудливое сочетание не лишено своей прелести.
Внове ли это? Я в этом не слишком уверен. Правила игры начиная с госпожи де Лафайет и до Луизы Вильморен никогда не были такими уж строгими. Англосаксы давным-давно отказались от открытого выражения своих самых пылких чувств.
Наряду с традицией куртуазной любви можно обнаружить и другую, идущую от эпохи возрождения. Любовные истории в произведениях бенвенуто челлини и даже ронсара выглядит не слишком-то романтически. Иные герои стендаля или (в наши дни) монтерлана следует правилам любовной игры эпохи возрождения, а не средневековых трактатов о любви. Эти правила нередко менялись, они будут меняться и в дальнейшем. Я жду от нынешнего молодого писателя нового "адольфа" и нового "свана". И предрекаю ему большой успех.
Ибо если правила игры и меняются, то ставка остается прежней. Ставка эта - вы, моя драгоценная.
Прощайте.

Умение использовать смешные черты

Замечали ли вы, незнакомка души моей, что наши недостатки могут нравиться не меньше, чем достоинства? А порою даже и больше? Ведь достоинства, возвышая вас, унижают другого, между тем как недостатки, позволяя другим беззлобно посмеяться над вами, поднимают их в собственных глазах. Женщине прощают болтливость - ей не прощают ее правоту. Байрон оставил свою жену, которую он именовал "принцессой параллелограммов", ибо она была слишком проницательна и умна. Греки недолюбливали аристида именно за то, что все называли его справедливым.
В своем произведении "увиденные факты" Виктор Гюго рассказывает о некоем господине де Сальванди, чья политическая карьера была блистательна. Он сделался министром, академиком, посланником, был награжден большим крестом ордена почетного Лениона. Вы скажете: Все это не бог весть что; но он ко всему еще пользовался успехом у женщин, а это уже многого стоит. Так вот, когда этот Сальванди впервые появился в свете, куда его ввела госпожа Гайль, знаменитая Софи Гэ воскликнула: "Но, дорогая, в вашем милом юноше так много смешного. Нужно заняться его манерами". "Боже упаси! - Вскричала госпожа Гайль. - Не лишайте его своеобразия! Что же у него тогда останется? Ведь именно оно-то и приведет его к успеху..." Будущее подтвердило правоту госпожи Гайль.
Анри де Жувенель когда-то рассказывал мне, что в молодости, когда он был журналистом, его поразили первые шаги в парламенте депутата от кальвадоса, некоего Анри Шерона. У этого шерона был большой живот, борода, и он носил старомодный сюртук; влезая на стол, он громко распевал "марсельезу" и произносил высокопарные речи. Клемансо назначил его помощником военного министра, шерон немедленно начал объезжать казармы и пробовать солдатскую пищу. Журналисты потешались над ним; Жувенель подумал, что будет занятно написать о нем статью, и решил повидать Шерона. Тот встретил его с вызывающим видом.
- Знаю, молодой человек! - Воскликнул он. - Вы пожаловали, чтобы удостовериться в том, что я смешон... Ну как? Удостоверились?.. Да, я смешон... Но смешон-то я намеренно, ибо - запомните, молодой человек, - в этой завистливой стране казаться смешным - единственный безопасный способ прославиться.
Эти слова восхитили бы Стендаля. Но не обязательно казаться смешным; вы, наверное, и сами замечали, что некоторые причуды, оригинальная манера одеваться приносят мужчине или женщине больше славы, нежели талант. Тысячам людей, в жизни не читавшим Андре Жида, были знакомы его мексиканские фетровые шляпы и короткий плащ. Уистон Черчиль - великий оратор, но он хорошо знал людей и весьма умело обыгрывал свою диковинную шляпу, непомерно толстые сигары, галстуки бабочкой и пальцы, раздвинутые буквой "V". Я знавал некоего французского посла в Лондоне, который не мог произнести ни слова по-английски, но зато носил галстук в горошек, завязанный пышным бантом, что необыкновенно умиляло англичан. И он долго сохранял свой пост.
Последите за людьми, обедающими в ресторане. Кого лучше всего обслужат, кого будут усердно обхаживать метрдотели? Человека положительного, всем довольного? Вовсе нет. Клиента с причудами. Быть требовательным - значит заинтересовать людей. Мораль: Держи себя естесственно и, если вам это присуще, чуть картинно. Вам будут за это признательны.
Прощайте.

О сценах

Делаете ли вы сцены своему мужу и друзьям, сударыня? Хотя у вас вид минервы, я крайне удивлюсь, если вы к ним не прибегаете. Сцена - излюбленное оружие женщины. Она позволяет им разом, путем короткой эмоциональной вспышки, полной негодования, добиться того, о чем бы они в спокойном состоянии тщетно просили целые месяцы и годы. Тем не менее они должны приноравливаться к мужчине, с которым имеют дело.
Встречаются такие легковозбудимые мужчины, которые получают от ссор удовольствие и могут своим поведением перещеголять даже женщину. Та же запальчивость сквозит в их ответах. Такие ссоры не обходятся без взаимных грубостей. После скандала накал слабеет, на душе у обоих становится легче и примерение бывает довольно нежным. Я знаю немало женщин, которые, устраивая сцены, не страшатся и побоев. Они даже втайне жаждут их, но ни за что в том не признаются. "Ну, а если мне нравиться, чтобы меня поколотили?" - Вот ключ к этой непостижимой загадке. У женщин, ценящих в мужчине прежде всего силу - духовную и телесную, - оплеуха, которую им закатили, только подогревают чувство.
- Какая мерзость! - Воскликните вы. - Мужчина, поднявший на меня руку, перестал бы для меня существовать.
Вы искренне так думаете, но для полной уверенности вам нужно бы испытать себя. Если ваше омерзение подтвердится, это значит, что гордость в вас сильнее, чем чувсвенность.
Нормальный мужчина терпеть не может сцен. Они ставят его в унизительное положение, ибо он при этом, как правило, теряет инициативу. А и может ли уравновешенный супруг успешно противостоять раз'яренной пифии, которая со своего треножника обрушиввает на него поток брани? Многие мужчины, стоит только разразиться буре, предпочитают удалиться или, развернув газету, перестают обращать внимание на происходящее.
Следует помнить, что бездарно разыгранная сцена быстро надоедает. Уже само слово сцена нам многое об'ясняет. Оно позаимствовано у актеров. Для того чтобы произвести эффект, она должна быть мастерски разыгранна. Начавши с пустяков, только потому, что накопившееся раздражение требовало выхода, сцена должна постепенно набирать силу, питаясь тягостными воспоминаниями, пополняясь давнишними обидами, наполняя все вокруг рыданиями. Затем - в подходящий момент - должен произойти перелом: Стенания пошли на убыль, им на смену пришли задумчивость и тихая грусть, вот уже появилась первая улыбка, и венец всему - взрыв сладострастия.
- Но чтобы так разыграть сцену, женщина должна действовать по заранее обдуманному плану и все время владеть собой...


Вы правы, сударыня. Ничего не поделаешь - театр! Талантливая актриса постоянно отдает себе отчет в том, что говорит и делает. Лучшие сцены - те, которые устраивают намеренно и тонко разыгрывают. Не только женщины владеют этим искусством. Выдающиеся полководцы - - наполеон, лиоте - редко впадали в гнев, лишь тогда, когда полагали это необходимым. Но уж тогда их ярость сокрушала все преграды! Лиоте в приступе гнева швырял наземь свое маршельское кепи и топтал его. В подобные дни он еще утром говорил своему ординарцу: "Подай-ка мне мое старое кепи."
Берите с него пример. Берегите свое возмущение для важных обстоятельств: Будьте пастырем своих слез. Сцены только тогда эффективны, когда редки. В странах, где грозы гремят чуть ли не каждый день, на них никто не обращает внимания. Не стану приводить в пример самого себя. По натуре я мало раздражителен, и я раз или два в год выхожу из себя, когда слишком уж возмутительная несправедливость или нелепость лишает меня обычного спокойствия. В такие дни мне все вокруг уступают. Неожиданность - один из залогов победы. Меньше сцен, сударыня, но с большим блеском!
Прощайте.

О золотом гвозде

Наконец-то вы мне ответили! О, разумеется, не назвав себя. Незнакомка по-прежнему остается для меня незнакомкой. Но мне теперь знаком по крайней мере ваш почерк, и он мне нравится. Прямые, четкие, разборчивые буквы - почерк порядочного человека. И порядочной женщины? Возможно! Но в своем письме вы задаете мне необычный вопрос.
"Уже пять лет, - пишите вы, - у меня есть нежный и умный друг. Он бывает у меня почти каждый день, советует, какие книги читать, что смотреть в театре, словом, заполняет мой досуг самым приятным образом. Мы никогда не переходили границ дружбы; у меня нет желания стать его любовницей, однако он добивается этого, настаивает, просто терзает меня; он утверждает, что во мне больше гордыни, чем страсти, что он невыносимо страдает, что так дольше продолжаться не может и он в конце концов перестанет видеться со мною. Следует ли уступить этому шантажу? Слово гадкое, но точное, ибо он прекрасно знает, что его дружба мне необходима. Видимо, он недостаточно ценит мою дружбу, раз добивается чего-то другого ?.."
- Не знаю, сударыня, читали ли вы повесть "золотой гвоздь" сент-бева. Он написал ее, чтобы покорить женщину, по отношению к которой находился в том же положении, в каком находится ваш друг по отношению к вам. Прелестная молодая женщина, слегка походившая на диану-охотницу, не имевшая детей, выглядевшая моложе своих лет, обрекала его на муку, отказывая в последнем даре любви; он искусными доводами стремился добиться столь вожделенной милости. "Обладать к тридцати пяти - сорока годам - пусть всего лишь раз - женщиной, которую ты давно знаешь и любишь, - это, что я называю вбить вместе золотой гвоздь дружбы".
Сент-бев считал, что нежность, скрепленная этим "золотым гвоздем", сохраняется затем на протяжении всей жизни надежнее, чем чувство, основанное просто на признательности, дружеской привязанности или общности интересов. В подтверждение своего мнения он приводил слова одного превосходного писателя ХVIII века: "После интимной близости, длившейся какие-нибудь четверть часа, между двумя людьми, питающими даже не любовь, а хотя бы тяготение друг к другу, возникает такое доверие, такая легкость общения, такое нежное внимание друг к другу, какие не появятся и после десятилетней прочной дружбы".
Эта проблема "золотого гвоздя" стоит теперь и перед вами, сударыня. Насколько я понимаю, ваш друг ставит вопрос так же, как ставил его Сент-Бев во времена Софи Луаре д'Арбувиль; мужчина и впрямь испытывает танталовы муки, сталкиваясь с кокеткой (быть может, не отдающей себе в этом отчета), которая непрестанно сулит ему блаженство, но оставляет алчущим. И все же я не верю в "золотой гвоздь". Первый опыт редко бывает самым удачным. Так что потребуется целая доска, утыканная такими гвоздями.
По правде сказать, если бы ваш друг страдал так сильно, как утверждает он, он бы уже давным-давно преодолел бы ваше сопротивление. Женщины интуитивно угадывают чувствительных мужчин, с которыми можно остаться на дружеской ноге. И хотя это их самих несколько и удивляет (одна англичанка объясняла суть платонической любви: "Она пытается понять чего же он хочет, а он ничего не хочет"), все же они вполне довольны и даже злоупотребляют создавшимся положением. Стоит, однако, появиться настоящему любовнику и прощайте "дружеские призраки". С того самого дня, когда Шато Бриан добился своего, жульетта рекамье принадлежала лишь ему одному. Долгое время она пыталась сохранить цветы любви нетронутыми, но позднее убедилась, что и плоды хороши. Если можете, извлеките из этого полезный урок. Самые лучшие оракулы из'яснялись загадками.
Прощайте.

Об одной встрече
О пределах нежности
О неизменности человеческих чувств
О даме, которая все знает
О необходимой мере кокетства
Об одной молоденькой девушке
О мужской половине рода человеческого
О любви и браке во Франции
Об относительности несчастий

 Главная   Чтиво